Ой, Петь, перепутали
– Петр Николаевич, в последнее время вы не снимаетесь в кино...
– Не снимаюсь, потому что ничего хорошего не предлагают.
– Но в интернете появилась информация о том, что вы дали согласие участвовать в сериале «Пепел».
– Да. Это хорошее, интересное, бандитское кино. Про криминальный мир. Без голых теток, без порнухи. Я играю дядю Леву, который на зоне сидит и всем там командует. Сериал написан очень грамотно, захватывающе, по типу «Место встречи изменить нельзя». Режиссер Вадим Перельман. У меня был всего один съемочный день, после чего эти ребята куда-то исчезли. Видно, дорого…
– Говорят, после фильма «Остров» к вам стали приходить люди в поисках исцеления.
– Меня даже в храме, где я молюсь, бабки стали называть «отцом Анатолием». Я им говорю: «Вы что?» А они: «Ой, Петь, перепутали». Вот такие сумасшедшие старушки.
Милостыня должна вспотеть в твоей руке
– В одном из глянцевых журналов разместили список известных людей, жертвующих на храмы. Вам приятно, что вы вошли в первую десятку?
– Я на храмы не жертвую. У христиан есть заповедь: «Десятую часть доходов надо отдавать в ту церковь, куда ты ходишь». Я по мере сил стараюсь это исполнять. Жертва – это когда за концерт дали деньги, а ты все отдал. Я же по мере сил. Хотя сектанты, мармоны, к примеру, строго десятую часть приносят. Я в Техасе был, так у них там такие дворцы стоят… Хотя они многоженцы и криминальные дела проворачивают. А мы православные. Где наши деньги? Жалко. Отдай дурень, посмотришь, как привалит тебе после этого, хорошо будет.
– А в переходах старушкам подавать нужно?
– Лучше подать, если, конечно, это не обманщики.
– А вы сами подаете?
– Святые нас учат так: «Милостыня должна вспотеть в твоей руке». То есть на самом деле надо очень взвешенно давать. Наша жизнь христианская – это не прочитал и сделал. Каждый раз думать надо: «Я ему дам денег, а если он напьется, человека убьет? Значит, я содействовал его греху». В итоге сходил с ним в магазин колбаски ему купил, хлебушек. Думаю, сейчас продаст за полцены. Ан нет, сидит, ест. Трудно, конечно, идти куда-то, в очереди стоять, следить, чтобы из кармана ничего не стырил. Легче – дал и пошел.
Был бы рад сыграть Дон Кихота
– Будучи участником конкурсной комиссии премии «Золотой Орел», вы сказали, что «серость снимает про серость». С течением времени мнение не поменялось?
– Мне лично, Пете Мамонову, не нравится все это. Я смотрю своего любимого Жана Годе. Включаю телевизор, там орет, выключаю. Когда на рынке тебе дают гнилое мясо, не следует есть все, чтобы понять, что оно испорчено. А тут пища для души. Нельзя жрать гадость, надо беречься. Жить надо очень осторожно. Я только включил, а там матом, сразу выключил. Зачем мне это слушать?
– Получается, телевизор вообще не смотрите?
– Я как Rolling Stones в гостиницу приезжаю и первым делом ящик из окна выкидываю. С седьмого этажа. Хотя сейчас они плоские, просто так не выкинешь.
– Режиссер Сергей Лобан рассказывал нам, что изначально вы не хотели сниматься в картине «Царь», поэтому запросили большой гонорар…
– Это сплетни. В «Царе» я не хотел сниматься, когда сценарий был весь залит кровью. Его создал писатель Иванов. Я говорю: «Паша (режиссер Павел Лунгин), это выше моих сил». Потом мы совместными усилиями, советуясь с замечательным протоиереем Дмитрием Смирновым, выработали другой сценарий, и я стал сниматься. Деньги не являются основным мотивом моего участия. Но потом, бывает, хорошо платят. Павел Семенович по доброте, дал очень много, чтобы я наконец достроил дом и зажил по-человечески. В Швеции 30 поэтов и все они на содержании государства. Но я не жалуюсь, у нас лучше. У нас поэты, художники, писатели живут среди трудящихся. А я себя к интеллигенции не причисляю, я рабочий класс.
– Кого бы вы сейчас хотели сыграть?
– Дон Кихота. Я был бы рад такой роли, она соответствует моему возрасту и жизненной позиции.
Смерти нет. Есть переход в вечность
– На сцене вы танцуете, трюки делаете. Как поддерживаете форму?
– Только «Господи, помилуй». Никаких тренировок. То же самое спрашивали у Джеймса Брауна. Он говорил, что молится: «Господи, дай сил». Так и я. На вопрос как он тренируется, вратарь Джеф Майер отвечал, что гуляет по лесу. Мол, пускай молодые тренируются, а у него все уже оттренировано. Так и я. Ведь сколько не занимайся фитнесом, все равно придется умирать.
– Вы боитесь смерти?
– Смерти нет. Есть переход в другой мир, в вечность. Я боюсь греха. Это то, что разделяет меня с Богом.
– А как вы относитесь к алкоголю? Нужен ли он?
– Я не проповедник, но уверен, что не нужен. Однажды, сидим с литовским актером Юозасом Будрайтисом из «Никто не хотел умирать», и я ему рюмочку винца предлагаю. А он говорит: «Мне с него только худо». Я думаю: «Ничего себе!» Его ответ засел в моей несчастной голове и теперь, когда хочется выпить, я спрашиваю себя: «А будет ли мне лучше? Нет!» Кайф прошел.
Мужик должен уметь все
– Односельчане как на вас реагируют? Как на звезду? Автографы, наверное, просят…
– Слава тебе Господи, как на обычного жителя. Зачем им у меня автограф просить, когда мы вместе живем? Я к ним за огурцами, они ко мне. У нас другие дела – снег, дорога, огород. Чего нам про кино и актеров разговаривать? Это мифическая жизнь.
– В одном из интервью ваша супруга Ольга сказала, что вы, скорее всего, не знаете, сколько стоят продукты, имея в виду, что за приготовление пищи и уют в доме, отвечает она. А вы по хозяйству что-нибудь делаете?
– Сейчас никто ничего не умеет. Поэтому все получается косо и криво. А я плюнул, купил доски, циркулярку, инструменты и сделал полки. Ровно, по нитке. Мужик должен все уметь делать. И пилить и строгать, и колоть. А то вместо этого идут гири тягать, да еще и платят за абонемент в фитнес-клуб. А в Германии 10 марок немец отдает: ему мотыгу вручают, открывают калитку и он там работает. Мы к этому же идем. Ой, говорят работы нет. Научись плитку класть, чтобы не отваливалась, будешь на «Мерседесе» ездить. Бери землю, строй дом, сажай. Я город целый возвел – баню, сарай, все, что хочешь. Хожу теперь по территории и чувствую: «Мое!»
Из берегов вышел – по заднице. Только без злобы в душе
– А какой вы дедушка? Строгий?
– Прямо скажем, я не очень-то дедушка. У детей есть родители, а мы только помогаем, когда возникают те или иные вопросы. Не дай Бог, чтобы бабушка или дедушка лезли в семью. Надо очень взвешенно советы давать, издалека, по чуть-чуть. А внуки? Когда ребенок играет тихо, сам с собой разговаривает, он ангел. А когда «не буду, не хочу» – он бес. Им предстоит целая жизнь, чтобы из бесенят сделаться людьми. И мы им в этом поможем. Но не будем жить за них, за их родителей. Почему бабушки и дедушки лезут в семьи детей? От нерастраченной любви. Сейчас у всех по одному, по двое детей. Было бы пятеро-семеро, было бы не до внуков. А то разбалуют, и удивляются потом, что чудовище выросло. То не нравится, это не устраивает, еду изо рта выплевывают… Был бы я отец, сразу по чану. У меня все просто: не хочешь кушать – не надо. Утром бы стал как миленький манную кашу, забытую на подоконнике, с паутиной съел бы. А то плюются… Чистый разврат. Уродуют детей, внуков под эгидой любви. На самом деле это не любовь, а жуть. Если мы облизываем своих щенят, мы ничем не отличаемся от животного мира. Нужно избегать бешенной любви, детей необходимо воспитывать.
– Строго?
– А как же! Из берегов вышел – по заднице. Только без злобы в душе. Если разозлился и треснул, то не надо. Любовь – это не чувства, это добродетель, стремление делать добро, жалость, желание помочь.
– Что тогда чувства?
– Эмоции. Надо жить по правилам. А чувства… Сегодня одно, завтра – другое.
– А как же любовь?
– Никто не говорит, что детей не надо любить. Речь идет об иерархии. Сначала Бог, потом жена, потом дети. А у нас сначала внуки, потом работа, затем друзья. Расслабились.
У нас есть начальство – пусть оно и думает
– Вы говорили, двое детей – это мало. По пять надо. А рожать от кого?
– Да, это проблема. Но хорошего мужа можно найти. В храме. У нас девки ходят, ищут, знакомятся. А что делать? Ей 28 лет, она вся пышет, ее разрывает, а блудить не хочется, честная. Иди в церковь, найдешь. С мужиками тяжело. Все – блины горелые, лишь бы от армии откосить: «Але, кисонька…» Он сам как кисонька. Хотя я тоже от армии косил, но тогда модно было.
– Сейчас предлагают разрешить отпевание самоубийц. Вы поддерживаете это?
– У нас есть начальство – пусть оно и думает. Слушаться надо, учиться, а не кипеть разумом возмущенным. Патриарх сказал – хорошо.
– Но патриарх – тоже человек, грешник…
– Церковь – организация, где есть священноначалие. Как на работе: если ты будешь делать, что хочешь, не станешь слушать руководителя, будет бардак. Все грешники, но у тебя есть начальник.
– А начальники откуда берутся?
– Власть от бога.
– Но что делать, если начальник – дурак?
– Это не твое дело. Твое дело – жить, а не критиковать руководителя. Но если он предложит что-то, что идет в разрез с твоей верой, протестуй.
Вопрос один: «Зачем я живу?»
– Берете ли вы благословение на концерты?
– Нет. Батюшка – не шлагбаум. Он скажет: «Ешь мыло хозяйственное, 72 %». Благословит. Чего ж ты не ешь? Не ешь – значит, что-то понимаешь. Что же я буду по каждому поводу у батюшки благословления просить? Зачем? Я сам с усам.
– Вы против самолюбования. Но разве выступать на сцене, сниматься в кино – это не самолюбование?
– Главное – это мотив. В чем он? Я делаю это не для того, чтобы покрасоваться, а чтобы порадовать. Мой мотив – любовь к вам. Бог – это любовь. Поэтому если мы радуемся все вместе, мы служим Богу. В этот вечер чувства были светлые и добрые, а если так, можно и деньги получить за это.
– Вы очень доходчиво объясняете. Книгу не хотите написать о поиске духовного пути?
– Я человек публичный, актер. Поэтому объясняю все это со сцены. Книги тоже пишу. Четыре тома издал, читайте, там все есть.
– А как вы к этому пришли?
– Никто никуда не приходит. Бог открылся мне. Надо просто проснуться и взглянуть на собственную жизнь. Вопрос-то, в принципе, один: «Зачем я живу?» Чтобы из продуктов делать вторичные продукты? Это слабая задача.
– А для чего вы живете?
– Для того чтобы приготовиться к вечности.
Благодарим за помощь в проведении интервью лабораторию искусств «ART.LAB»
