Сын крепостного реформатора
Его отец Василий происходил из малорусских крестьян, живших в слободе Алексеевка Воронежской губернии (ныне – Белгородская область). Поселением владел знатный род Шереметевых, представитель которого – граф Николай Петрович прославился своим крепостным театром. Когда отец нашего героя был подростком, в Алексеевку прибыл посланник от барина – выбирать мальчиков в певчие. У юного Васи оказался отличный дискант и паренька отправили в Москву, в графскую капеллу. Там он не только оттачивал музыкальное мастерство, но и учился в школе, да так преуспел, что в 18 лет был назначен старшим писарем в родную слободу. Здесь он женился, но размеренно строить жизнь у него не получилось. На молодого грамотея ополчились местные жители. Отчасти виной тому была зависть, отчасти – пылкая, увлекающаяся натура Василия, тут же затеявшего массу преобразований. Конфликты со слобожанами стали причиной гонений на крепостного реформатора. Никитенко в автобиографической книге* пишет, что отец даже побывал в тюрьме. К счастью, заточение продлилось недолго – Василия выпустили и отправили в село Удеревка, расположенное рядом с Алексеевкой. Здесь и появился на свет его сын Саша.
Борьба за волю
Отец смог дать Александру хорошее домашнее образование, а затем пристроить в Воронежское уездное училище, которое тот окончил с отличием. Юный Никитенко мечтал учиться в гимназии, но сыну крепостного путь туда был закрыт.
Вскоре семья переехала в Острогожск. Здесь образованный юноша трудился в качестве домашнего учителя, участвовал в работе «Библейского общества», игравшем значительную просветительскую роль в городе, и отчаянно мечтал поступить в университет. А тем временем, как вспоминал позже Никитенко, улицы «запестрели знаменами и мундирами». В Острогожске была расквартирована артиллерийская бригада, принимавшая участие в разгроме наполеоновских войск. В числе прибывших был Кондратий Рылеев. Он познакомился с Александром и принял деятельное участие в судьбе крепостного учителя. Во многом благодаря его поддержке молодому человеку удалось получить вольную и продолжить образование.
«Я делаю опасный шаг»
В 1828-м Александр окончил философско-юридический факультет Петербургского университета и затем 36 лет преподавал в alma mater словесность.
Еще в первый год работы ему поручили написать примечания к цензурному уставу. Впоследствии этот опыт благосклонно оценил глава министерства просвещения Сергей Уваров – тот самый, которому принадлежит авторство знаменитой триады, ставшей сжатым воплощением монархической доктрины: «Православие. Самодержавие. Народность». 16 апреля 1833 года Никитенко записал в дневнике: «Министр избрал меня в цензоры, а государь утвердил в сем звании. Я делаю опасный шаг…» Конечно, он прекрасно понимал, как непросто ему придется. Исполнителям этой должности доставалось и от начальников, и от литераторов. Первые в любой момент могли наказать за недостаточную бдительность. Вторые нередко упрекали в гонениях на просвещение. При этом обязанности цензоров в разное время брали на себя известные писатели и поэты – в 1820-е Сергей Аксаков, во второй половине 1850-х – Федор Тютчев, Аполлон Майков, Яков Полонский. Они стремились учитывать интересы авторов и как могли, смягчали политику ведомства. Наш герой тоже считал, что должен действовать как «охранитель русской мысли и русского слова» и стал одним из самых либеральных цензоров.
Между двух огней
Александр Васильевич не раз вступался за произведения перед руководством и мог найти убедительные аргументы в их защиту. Так, в 1861 году он отстоял отдельное издание стихотворений Некрасова. Кроме того, Никитенко принадлежат проекты уставов цензуры и инструкции, написанные в либеральном духе.
Конечно, его возможности были ограничены «верховной линией» министерства, а потому ему приходилось сталкиваться и с наказаниями начальства, и с обидами авторов. Его неоднократно отравляли на гауптвахту – за то, что пропустил сочинения с «крамолой».** Не раз он пытался уйти с поста, но его оставляли…
«Видел Гоголя: он сердит на меня…»
Вот как Никитенко описывает свои будни в дневнике.
«9 апреля 1834 года. Был сегодня у министра. (…) «Церковь Божьей Матери» Виктора Гюго он приказал не пропускать. Однако отзывался с великой похвалой об этом произведении. Министр полагает, что нам рано еще читать такие книги, забывая при этом, что Виктора Гюго и без того читают в подлиннике все те, для кого он считает это чтение опасным…»
«14 апреля 1834 года. (…) Видел Гоголя: он сердит на меня за некоторые пропущенные места в его повести (…) Бедный литератор! Бедный цензор!»
«15 апреля 1834 года. В странном положении находимся мы. Среди людей, которые имеют претензию действовать на дух общественный, нет никакой нравственности. Всякое доверие к высшему порядку вещей, к высшим началам деятельности исчезло. Нет ни обществолюбия, ни человеколюбия; мелочный, отвратительный эгоизм проповедуется теми, которые призваны наставлять юношество, насаждать образование и двигать пружинами общественного порядка».
«30 марта 1937 года. «Сегодня держал крепкий бой с председателем цензурного комитета (…) за сочинения Пушкина.*** Государь велел, чтобы они были изданы под наблюдением министра. Последний растолковал это так, что и все доселе уже напечатанные сочинения поэта надо опять строго рассматривать. Из этого следует, что не должно жалеть наших красных чернил…»
За пределами комитета
Меж тем, деятельность Никитенко не ограничивалась кабинетом цензурного ведомства. Он редактировал журналы, был членом Театрального комитета, писал критические статьи, преподавал и занимался наукой.
В 1836 году Александр Васильевич получил степень доктора философии за диссертацию «О творческой силе поэзии или поэтический гений». В 1845-м увидело свет его исследование «Опыт истории русской литературы», где он одним из первых предпринял попытку создать ее периодизацию и наметить пути изучения произведений. Заслуги Никитенко получили признание в ученом мире – он был избран членом Академии Наук.
Не стало Александра Васильевича в 1877 году. В последние годы жизни он по-прежнему не расставался с пером – писал статьи, работал над мемуарами…
*«Моя повесть о себе самом и том, чему свидетель в жизни был».
** В 1834 году, во время первой восьмидневной «отсидки» на гауптвахте он познакомился с весьма интересной личностью. Вот, что пишет об этом в дневнике сам Никитенко: «В карауле был Крузенштерн, сын знаменитого адмирала, молодой человек весьма образованный. Он совершил, между прочим, путешествие вокруг света…»
*** Речь – о посмертном издании произведений Пушкина.
Александр Никитенко с 13 лет и почти до самой смерти вел дневник. В нем он дал яркие портреты многих известных личностей – чиновников, писателей, общественных деятелей, с которыми ему довелось общаться по долгу службы. В их числе – Уваров, Бенкендорф, Пушкин, Крылов, Гоголь…
Немаловажную роль в том, что крепостной Никитенко получил волю, сыграло определенное обстоятельство. В 1824 году он написал проникновенную речь о пользе «Библейского общества», в деятельности которого участвовал. О ней стало известно министру народного просвещения Александру Голицыну. Высокий чиновник нашел речь блестящей, и, узнав, что автор – крепостной юноша, мечтающий об университете, ходатайствовал за вольную для него.
На фото портрет Александра Никитенко, написанный нашим земляком Иваном Крамским в 1877 году.
